Я дрался за Украину - Антон Василенко

Когда бой утих, то москали, которые могли, разбежались, а некоторые спрятались под машины. А нам сказали, что отряд НКВД обходит нас по верху со стороны Брустуров, поэтому мы отошли дальше к Космачу, а вечером переправились через речку на эту сторону, на Березов. Из моей четы на Рушире никто не погиб, только одного ранило в руку — он имел псевдо «Разбойник». А в сотне погиб один или два, как я припоминаю (по данным Мирослава Симчича, сотня потеряла трех человек — погибли Василий Вивчарук («Сирко») из с. Баня-Березов, Николай Скильский («Явор) из с. Средний Березов и боец из с. Стопчатов (имя неизвестно) — прим. А.И.). После этого боя руководство говорило, что надо было сообщить им, чтобы они знали, куда идет наша сотня. Но пока мы сообщили бы нашему руководству, то враг уже подготовился бы. А так провели незапланированную операцию, «Кривонос» взял на себя ответственность, и получилось хорошо.

Февраль мы пережили более-менее спокойно, боев имели немного. Я помню, что тогда ходили в Яремчанский район, организовали там засаду на дороге Коломыя-Ворохта, расстреляли две машины с энкаведистами. Забрали из этих машин оружие, патроны и вернулись в Березов.

В марте в нашем крае устроили блокаду — очень много энкаведистов привезли к нам, блокировали села, делали облавы. Когда шла облава, то наша сотня переходила аж в Печенежинский район, в Коломыйский район. А облавы ходили везде — прочесывали берега речек, леса. Но мы переходили, маневрировали из одной стороны в другую, и прошли так, что даже нигде не сталкивались с врагом. Вот Вы говорили с Иваном Фицичем — он Вам рассказал, как его взяли в плен? Когда сотня уходила отсюда, он и его двоюродный брат (тоже звался Иваном) и еще один мужчина постарше, Андрей, собрались втроем и сказали, что сами выдержат эту облаву. Залегли в схроне тут недалеко от села, и когда шла облава, то энкаведист бежал, вступил в этот схрон ногой и дал туда очередь из автомата. Иванового двоюродного брата сразу убил, а Андрею прострелил руку, и он до конца жизни эту руку уже не разгибал.

В апреле, когда блокада кончилась, то сотню разделили. «Кривонос» с двумя четами пошел в рейд на Коломыйщину, а нас две четы осталось на месте — действовали в районе Космач, Акрешоры, Березовы (села Нижний Березов, Средний Березов, Верхний Березов, Баня-Березов — прим. А.И.).

В мае ходили в рейд в Жабьевский район, там разделились на группы и ночью напали на гарнизоны в селах — они там были небольшие. Я уже не припомню, в каком селе действовала наша группа, но помню, что энкаведистов мы там разбили, потом сотня собралась и вернулась в наши края. У нас тогда было много боев, я сейчас часто ночью не сплю и вспоминаю. Как-то раз в Среднем Березове ночью напали на «стрибков», разбили их. Зашла целая сотня и рассыпались группами по селу. А «стрибки» ночевали в какой-то хате, так мы забросали их гранатами, стреляли по окнам. Я не припомню, спасся ли кто-то из них. Мы имели в этом бою убитых, мой двоюродный брат тогда погиб.

27 июля наша сотня напала на Яблонов — на то время это был районный центр. Я в том бою не участвовал, но знаю, что наши обстреляли гарнизон из пулеметов, из минометов — как раз в то время, когда энкаведисты смотрели в клубе фильм. Их этот обстрел застал неожиданно, имели большие потери — нам разведка потом доложила.

В конце лета 1945 года меня взял к себе охранником районный руководитель Городенковской СБ, мой земляк, из Березова. Пришел в сотню и выбрал нас двоих — меня и еще одного парня. Сказал командиру сотни, что хочет забрать нас, тот нас отпустил. Ушли мы на Городенковщину. Прослужил я в СБ месяц, а потом заболел желтухой и снова вернулся сюда. Я там не успел принять участия ни в боях, ни в акциях. Вернулся сюда и тут скрывался — в горах мы имели места для ночлега, а вечером шли в село, брали что-нибудь поесть. Через некоторое время поправился и пришел в село. Сотня к тому времени уже распалась, «Мороза» убили, а хлопцы разошлись кто куда — по другим сотнях, по боевкам, а некоторые домой. Весной 1946 года «Кривонос» собрал сотню заново, но я туда уже не возвращался.

Моя сестра жила здесь в селе, а ее муж делал возы, колеса — работал в быткомбинате, все в селе его знали и даже военные к нему приходили. Я перешел к нему, прятался на чердаке, а он говорит мне: «Я договорюсь, директор быткомбината даст тебе справку, будешь со мной работать — может, так и пройдет». Так и сделали — я начал там работать, и на меня как-то мало обращали внимания. Потом поставили на учет в военкомате, дали приписное свидетельство, стали присылать повестки. Зовут в Яблонов на военкомат, а я не иду. И как-то не боялся — знаете, молодой по-другому думает. А сейчас размышляю, как я тогда поступал, и мне становится страшно!

Так я жил себе, а из военкомата никто за мной не приезжал. Потом подружился с людьми, которые работали в финотделе, договорился с ними, они там поговорили, и в 1947 году меня взяли собирать налог — финагентом. Дали мне паспорт, и так я кантовался не знаю до какого года, а потом пошел в военкомат, и меня уже зачислили в запас.

А.И. — В подполье не возвращались?

П.Ф. — Ну я имел с ними связи, помогал — переносил штафеты (бумаги с зашифрованными сообщениями — прим. А.И.). Имел назначенные места — куда говорили, туда и шел. В палке снизу просверлил дыру, туда засовывал штафету, затыкал и так шел. Ходил в соседние села, иногда встречался со станичными (руководителями местных хозяйственных служб ОУН — прим. А.И.). Носил литературу, не раз расклеивал листовки по селу, ночью. Помню, что двое наших попались с листовками, их забрали, судили.

Станичным в Нижнем Березове был мужчина постарше, звался Николай Арсенич, имел псевдо «Стародуб», погиб в 1949 году. После него станичным стал Андрей Кузич («Остап»), я его хорошо знал — мы с ним жили в колыбе в лесу, когда скрывались. Станица находилась в одной хате, на горе, а тут в селе он имел небольшой бункер. В 1950 году один привел туда москалей, сказали, чтобы он выходил, а он гранату подорвал, не сдался…

Андрей Кузич («Остап») — станичный села Нижний Березов. Погиб 29 мая 1950 года

Источник: Яворівський фотоархів УПА — Львів: Сполом, 2005

После «Остапа» станичным стал Иван Дрогомирецкий, псевдо «Сорока». Он прятался, а его жена работала дояркой в колхозе и жила в доме у одного инвалида, который с фронта пришел. Говорили, что у него в доме возле порога стояла бадья с помоями, под ней шел вход в схрон, и «Сорока» там сидел. Позже люди говорили, что «Сорока» заболел, умер, и его ночью тайно похоронили — а правда это или нет, я не знаю. А сельской боевкой ОУН руководил «Славко» — его и «Лиска» в 1950 году взяли в плен и расстреляли в Киеве.

Гарнизон НКВД стоял в нашем селе — они себе ходили, куда им надо, а мы шли, куда нам надо. Но все это делалось тайно, никто о наших делах не знал. А тех, кто вредил нам — убирали.

А.И. — Вы принимали участие в таких акциях?

П.Ф. — Нет. Я даже оружия не имел. И боевых акций в самом селе проводили мало — я помню, что где-то в конце 40-х годов нападали на «стрибков», а в 1949 или 1950 году, то ли на Вербное воскресенье, то ли на Пасху убили офицера-энкаведиста.